«Экипаж» можно определить не как «фильм-катастрофа» или «экшн», а как «героическое кино». Ваш персонаж, Алексей Гущин, — эдакий прибывший из советских времен абсолютно положительный герой. Как вам кажется, в современном мире такому человеку легко было бы устроиться?
Хороший вопрос... (Надолго задумывается.) Честно говоря, не знаю. Наверное, справедливо было бы меня спросить: а чего же ты раньше не задумывался над этим вопросом? Жизнь — непростая штука, все мы это знаем. Думаю, он бы нашел свое место, но ему было бы непросто.
То есть вы согласны с тем, что персонаж вышел не вполне современным?
Я не совсем согласен с тем, что это советский тип героя. Для меня Гущин — современный парень. Другое дело, что таких правильных людей мы нечасто встречаем. Но они есть, и им, правда, бывает непросто. Мы даже обсуждали это с Колей (Николай Лебедев. – Прим. ред.), я говорил: «Давай Гущину какую-нибудь червоточину придумаем, чтобы была арка, развитие какое-то». Но в процессе работы мы от этого ушли. Кажется, у нас получилось обойти все углы сверхположительности, все подводные камни исключительного героизма. Живая история выстроилась и без каких-то дополнительных подпорок в виде недостатков персонажа.
Для вас «Экипаж» был в первую очередь продюсерским проектом или режиссерским? Кто большее влияние оказал на конечный результат — Леонид Верещагин или Николай Лебедев?
Конечно, это симбиоз. Невозможно было бы представить «Экипаж» без Леонида Эмильевича Верещагина – человека, обладающего и колоссальным опытом, и огромным продюсерским талантом, и возможностями. Проект нужно было, выражаясь словами Леонида Эмильевича, «спакетировать» таким образом, чтобы на каждом этапе все работало. Нужны были правильный сценарий, правильный режиссер, правильный актерский ансамбль, специалист по графике, люди, которые смогут обеспечить на должном уровне самолеты и взлетно-посадочные полосы. Потом — маркетинг, продажи, рекламная кампания. Это колоссальная работа, которая требует нетривиального мышления. Но остается вопрос: «А что за фильм ты раскачиваешь?» Ответ — это фильм Николая Лебедева. А он — один из немногих в нашей стране режиссеров, умеющих снимать по-настоящему зрительское кино. Режиссер сильный. Да, в большинстве случаев сейчас последнее слово все же за продюсером, особенно когда речь о жанровых картинах, блокбастерах. Но Лебедев и Верещагин ранее уже прошли «Легенду № 17» вдвоем, и их отношения не строятся по схеме «продюсер нанимает режиссера», это принципиально другой уровень доверия.
«Легенда» вышла на экраны три года назад. Как вам кажется, за прошедшее время Лебедев развился как режиссер?
Безусловно! И очень сильно. Он и тогда очень здорово работал с артистами, разбирал роли, останавливался на каждой сцене, каждом диалоге. Коля — режиссер, который всегда снимает свое кино на столе, и это очень правильно. Он точно знает, что за чем следует, что куда ведет, о чем эта сцена, в чем высказывание, предлагает интересный разбор и при этом все время с тобой в диалоге. Все время прислушивается к тебе. Работа на съемочной площадке — волшебное время реализации всего того, что было продумано и сочинено ранее. И время импровизаций. Лебедев и на «Легенде» работал сверхпрофессионально и точно, но «Экипаж» в несколько раз сложнее с точки зрения технологических задач, так что и подготовка требовалась на другом уровне. Представьте: приходишь на площадку — там семь камер, 150 артистов! И в итоге если и были смены с переработкой, то, может, пару раз всего, и то из-за поломки техники. Лебедев всегда собран, всегда сверхдисциплинирован, и при этом на площадке полное ощущение, что он думает о тебе. Артисты же все капризные, немного ревнивые, хотят внимания. А Коля всегда находит время на то, чтобы ответить на вопросы, обсудить с каждым, что же именно происходит с его персонажем.
Кстати об актерах. Как вам работалось с Владимиром Машковым?
Отлично! Он настоящий профессионал, большой артист и замечательный человек. Я постоянно за Владимиром Львовичем подглядывал — как он ведет себя, как готовится к дублю, как общается со съемочной группой, с режиссером, с партнерами. «Украсть» можно было многое, что я с радостью и делал. Но он еще и человек отличный, ты ему не безразличен не только на экране, но и в жизни. Вот пример: у него была пауза, а у меня началась сразу работа над «Викингом». Владимир Львович мне отдал свой вагончик, сказал: «Бери, у тебя там съемки непростые впереди, а с ним тебе будет удобнее и легче». А потом еще и позвонил, спросил, как там дела у нас. Редкий, в общем, человек.
«Экипаж» — самая насыщенная спецэффектами лента в вашей фильмографии. Хромакея много было? Вы вообще в окружении подобных технологий себя комфортно чувствуете?
Мне достались, кажется, всего две хромакейные сцены, и то для общих планов. Нам создали все условия для того, чтобы мы честно играли. Стояли зеленые экраны по фонам, но перед ними было, например, настоящее огромное здание, которое рушилось. Мы задыхались в реальном дыму, были настоящие холод и ветер. Пепел, огонь.
Довольно жестоко по отношениям к актерам…
Нет, вы что, любой артист за такое спасибо скажет! Подумайте сами: изображать что-то на фоне «зеленки» — или в естественной среде. Хромакей, наверное, хорош для производства, но с эгоистичной актерской точки зрения гораздо лучше, когда все по-настоящему. При этом за все время съемок «Экипажа» у меня не было ни единой травмы, ни одной серьезной царапины.
Вы недавно сами побывали по ту сторону камеры: дебютировали как продюсер с фильмом «Статус: свободен». Планируете дальше работать в таком качестве?
Мы сейчас с Петей Ануровым и «Кинословом» разрабатываем совместный проект, пока не буду о нем говорить. Он для нас очень важный, дорогой. Не в смысле денег: он сердцу дорог. Продюсерская работа мне дико интересна — даже притом что это все было совсем не так просто, как я наивно предполагал. Мне хочется продолжать этим заниматься. Это удивительное ощущение — ты потом сидишь в зале и смотришь кино, о котором тебе рассказали в каком-нибудь кафе сколько-то лет назад. Каждый раз это сложное путешествие, авантюра, но делать что-то своими руками, сочинять — все это очень увлекательно.
А на режиссуру не собираетесь переключиться?
Я думаю об этом, честно скажу. Но пока на эту тему не могу распространяться. Будет, наверное, прецедент поговорить об этом в будущем. Но даже сроки не могу пока озвучить.
Про вас продюсеры говорят, что вы лишены звездности. Притом что вы чуть ли не во всех крупнейших кинопроектах текущего года заняты.
Наверное, в этом и дело: если ты себя держишь в рамках, люди хотят с тобой работать. Кто хочет сотрудничать с человеком, которых вызывает проблемы? Все конфликты на площадке же переносятся в кадр. Кроме того, я убежден, что в этой профессии существует — и должна существовать — жесточайшая конкуренция. Только так индустрия и вообще хорошее кино будут развиваться и двигаться. Поэтому если ты дурак, который не может найти общего языка с продюсерами, режиссером, костюмерами, если ты хамишь, не здороваешься и не благодаришь — тебе в индустрии не место. Это не подхалимаж, это просто уважение к людям, которые выполняют действительно сложную работу.
Посмотрите на запад. Это же все атавизм — когда приходит на площадку звезда, всех посылает и при этом является таким абсолютным центром внимания. Я не ставлю себя в один ряд с коллегами из американской индустрии, но взгляните, как работают, например, Брэд Питт или Том Круз. Про них никто не скажет, что они наплевательски относятся к окружающим.
Раз уж зашла речь об американской киноиндустрии, не могли бы вы рассказать о том, в чем разница между зарубежными и российскими съемочными площадками?
С точки зрения каких-то принципиальных моментов — «камера, мотор, начали» — разницы, наверно, нет. Но сама площадка, конечно, другая, иной уровень организации. У нас есть всего несколько компаний, способных соответствовать западным стандартам: например, «ТриТэ», «Дирекция кино», «Кинослово». Мы часто удивляемся, когда приезжаем на площадку и видим там хороший буфет и выстроенные вагончики. За рубежом это само собой разумеющиеся вещи, которые даже не обсуждаются. Я сейчас не ругаюсь, у нас есть масса других нюансов. Индустрия в России еще молода, от советского наследия никакой базы не осталось. База — это не только талантливые режиссеры, но еще и техническая составляющая. Притом я ненавижу, когда люди позволяют себе говорить: «Русское кино в жопе». Как правило это говорят люди, которые либо не имеют отношения к нормальному кино, либо сидят на этой самой жопе ровно и ничего не делают. Такие высказывания выглядят странными и немного беспомощными. Я вижу тех, кому не безразлично все, что происходит с индустрией. А она развивается, факт. Фразу «Это первое русское кино, которое за долгое время мне понравилось» я с каждым годом слышу чаще и чаще.
