Аугусто Пиночет (Хайме Вадель), изнуренный 250-летний вампир, пытается тихо сгинуть в небытие в семейном доме. Но покинуть бренный мир для бессмертного кровососа оказывается непросто: дети, как стервятники, требуют реликвии, продажи которых хватит на безбедное существование, супруга Лусия (Глория Мюнхмайер) просит обратить ее в вампиршу и начать кровавые похождения заново, а тут еще некстати объявилась молодая французская бухгалтерша Кармен (Паула Лухзингер), грозящая вновь пробудить волю к жизни.
Пабло Ларраин родился через два года после прихода Пиночета к власти и через год после того, как Серхио Ортега написал «El pueblo unido jamás será vencido». После надрывного «Нет» и экспериментов с формой байопика на заморских землях («Джеки» и «Спенсер») чилийский постановщик вновь обращается к наследию родной страны, но уже с холодной головой. Драпировка исторического прошлого жанровыми элементами — вообще признак выздоравливающего социума: требуются годы психологической реабилитации, чтобы национальное культурное поле сместилось в сторону от великих побед и/или бесславных страниц.
В вопросе формы Ларраин намеренно привязывает себя к опорным столбам: на протяжении всего хронометража «Граф» обращается к «Носферату» Мурнау и — в меньшей степени — к «Страстям Жанны д’Арк» Дрейера. Монохромная картинка, почти несмолкающая музыка, экспрессивная жестикуляция и растянутые созерцательные сцены — те самые столпы — удерживают контрастные диалоги (столь же театральные, сколь и пестрящие обсценной лексикой), легкий флирт с расчлененкой и без труда считываемые посылы. Местами, впрочем, чилиец заигрывается: «Граф», как и его «герой», всеми силами оттягивает появление финальных титров, и к концу появляется ощущение, что минут 10 можно было без зазрения совести оставить в монтажной.
В Венеции фильм вампирскими клыками ухватил приз за лучший сценарий, и именно в пересказе его история выглядит любопытнее всего. Несмотря на обилие элементов, их сумма не насыщает. Поклоны классике выглядят уставшими и к финалу только что не хрустят позвонками. Сатира вроде бы плюется едкой слюной — досталось и политикам разных стран, и местной католической церкви, — но держится в рамках приличия и словно стесняется сатирить по-настоящему. Размозженные молотом лица, пульсирующие сердца и гипетрофированные чавкающие звуки словно одолжили у французских коллег из начала нулевых: рядом с реликтами, доставшимися «Графу» от Мурнау, gore лишь усиливает ощущение экспозиционности и музейности происходящего. Этому эффекту способствует и чарующий голос рассказчицы Стеллы Гонет. У картины, безусловно, есть клыки, но они такие же затупившиеся, как у упыря Пиночета.
А вот простецкий посыл, наоборот, интригует: не обращайте внимания на кажущийся уничижительным эпитет. Финальная точка Ларраина — в бессмертности зла: можно плюнуть Пиночету на гроб и вновь сделать политический крен влево, но со смертью кровавых диктаторов не умрут ни их душераздирающие методы, ни их губительные идеи. Если ранее в фильме Ларраина тянуло подушнить, то эту мысль он разворачивает без эстетства, по-пролетарски: и с драматургической, и с художественной точки зрения. Однако за простотой скрывается рефлексия: наблюдения не умозрительные, а прожитые, и этот опыт неизбежно интернационален.
