Гринуэй, сродни Прусту и Джойсу, Бартоку и Пиарту, входит в джентельментский набор любого современного интеллектуала. Его фильмы обсуждают, ненавидят, обожают. Каждая новая работа режиссёра даёт пищу для размышлений не только искушённым критикам, но и зрителям, любящим кино для ума, а не для сердца. Гринуэй с детства увлекался рисованием, что не прошло не замеченным, уже в 22 года он устраивает персональную выставку в Lord’s Gallery. А в 1965 году дебютирует на поприще документалистики. Считая кинематограф самым изощрённым средством выражения, Гринуэй становится первопроходцем по части визуального потенциала, не только документальных фильмов, но и своих многочисленных короткометражек. Так, в ленте «Дорогой телефон», перед зрителем проходит калейдоскоп исписанных листов, с которых читается авторский текст, перемежающийся с изображением телефонных будок. Текст воспринимается как визуальный и доминирующий объект картины. Схожий приём мы обнаруживаем в «Путешествие по букве Н», представляющий собой подробнейший разбор полотен самого режиссёра. В большинстве работ Гринуэя мы видим попытки (и зачастую удачные) тотального каталогизирования и систематизации. «Что такое искусство, как не попытка установить порядок в хаосе?» – вопрошает режиссёр. В 1980 году Гринуэй снимает трёхчасовое «Падение» состоящее из 97 микроновелл, символизирующих карточки каталога, составленного для систематизации случаев «неизвестного насильственного акта», которому подвергались те или иные люди. В фильме так и не даётся объяснения, что же такое «неизвестный насильственный акт», как того и требует каталогизаторство, не ставящее целью описывать явления, а ограничивающееся лишь абстрактным перечислением. В 1999 году выходит документальный фильм «Смерть композитора». Гринуэй провёл целое исследование и выяснил, что в период 1945-1980 гг., десять композиторов (начиная от Антона Веберна и заканчивая Джоном Ленноном) погибли при десяти схожих обстоятельствах. Все жертвы были застрелены в темноте тремя пулями, все они в момент убийства были в шляпе, очках и курили сигару или сигарету. Все они оставили вдов, и все убийцы обладали американскими паспортами. Любовь к документальной точности и порядку приводит к гибели мистера Нэвилла, героя полнометражного дебюта Гринуэя «Контракт рисовальщика».
Знатная дама заключила контракт с самоуверенным молодым художником: он исполняет 12 рисунков загородного дома её мужа, она удовлетворяет его сексуальные потребности. На деле никто не собирался льстить таланту Нэвилла, сам того не замечая, он был втянут в сеть опасных интриг. Его детальные до мелочей рисунки превращаются в улики готовящихся или уже совершённых преступлений. Искусное выполнение договора становится для художника причиной смерти. Английское слово «draughtsman» - «рисовальщик» имеет множество других значений, позволяющих играть смыслами: сквозняк, глоток, закидывание невода, улов, доза лекарств, игра в шашки. Так же как и «contract» - брачный договор и в то же время торговая сделка, допускает множество интерпретаций. Дебют, финансируемый Британским Институтом Кинематографии, был восторженно принят. Этим ретродетективом Гринуэй бросил вызов таким мастерам как Феллини («8 ½»), Антониони («Фотоувлечение»), Ален Рене («В прошлом году в Мариенбаде») используя многочисленные приёмы итальянской школы неореализма вкупе с эстетизирующим изображением, и с блеском выдержал испытание. В «Контракте рисовальщика» Гринуэй обыгрывает свои любимые темы – эрос и смерть. «Если мы можем хотя бы частично управлять первым, - говорит режиссёр, - то второй – не можем и не сможем никогда». Этот дуализм Гринуэй будет с рвением патологоанатома исследовать в своих последующих работах.
В 1985 году на экраны выходит «ZOO», что можно перевести и как «Зоопарк» и как «Зед и два нуля». Три женщины попадают в автокатастрофу. Две погибают, а третьей ампутируют ногу. Мужья погибших, братья-близнецы Оливер и Освальд, работающие зоологами снимают на плёнку процессы распада живой материи, пытаясь вслед за Дарвином, докопаться до первооснов человеческой эволюции. В итоге близнецы совершают акт самоубийства перед фотокамерой в надежде зафиксировать собственные разлагающиеся тела от и до. Начиная как сторонние наблюдатели, они, в конечном счёте, превращаются в жертв собственного эксперимента. И снова перед нами прекрасный, в своей искусственности, мир, созданный оператором Саша Верньи под мрачный аккомпанемент Майкла Наймана, где правит бал условность, сочетающаяся с математическим анализом любого появляющегося в кадре художественного объекта.
Идея самопожертвования ради достижения поставленных целей разрабатывается режиссёром в «Животе архитектора». Картине о Стурли Крэклайте, архитекторе из Чикаго, приезжающего со своей женой в Рим для организации выставки знаменитого Этьена Луи Булле. Подготовка затягивается на многие месяцы, молодая жена успевает спутаться с аферистом, а Стурли обнаруживает странное сходство своего большого живота с животом скульптурного Октавиана Августа. Подозревая у себя рак, архитектор начинает идентифицировать себя то с Августом, то с Булле. Фанатично борясь за сохранность старинных зданий, он не замечает, как эрозия разрушает его собственное тело. Здесь, в отличие от последующих работ Гринуэя, меньше эпатажа и символизма, и больше сюжетной связности, последовательности, психологизма.
В следующем, 1988 году, режиссёр снимает фильм, по оценкам кинокритиков, который вошёл в десятку лучших картин сезона 1987-1988 гг. и получил приз МКФ в Канне «за художественный вклад». Сюжет «Drowning by Numbers» (в очередной раз мы сталкиваемся с двойным переводом – «Отсчёт утопленников» и «Утопая в числах») весьма незамысловат: три славных родственницы (мать, дочь и племянница), устав от сложностей семейной жизни, по очереди избавляются от своих мужей. Логику развития событий задаёт девочка, которая в прологе прыгает через скакалку и устанавливает порядок чисел: от одного до ста. Отныне любое действие будет пронумеровано. Женщинам помогает судебный эксперт, покрывающий их преступления, а в душе мечтающий открыть закон смерти (подобно братьям из «ZOO»). Но, в конечном счёте, погибают все – эксперт, его сын, коллекционирующий трупы животных, девочка - "считалка", сами преступницы. Тем самым режиссёр показывает невозможность приведения смерти и жизни к общему знаменателю, заданную иррациональность этих понятий. То с чем, сам Гринуэй борется на протяжении всей своей, по крайней мере, кинематографической, жизни. В этом же году на экраны французского телевидения выходит документальный, основанный на реальных событиях, фильм «Смерть в Сене», где режиссёр ведёт отсчёт трупов выловленных в парижской реке в период с 1795 по 1801 год. Многие годы Гринуэй фиксирует на первый взгляд ничем ни примечательные объекты (мельницы, лестницы, людей выпавших из окна, самолёты), которые в последствии становятся героями его новых документальных работ. «Мой отец был орнитологом, - вспоминает режиссёр, - и мне хотелось пойти по его стопам, но найти в этой же области такой уголок, который был бы только моим. Отец страстно любил птиц, а я обратился к тому, что птицы ели. Так я заинтересовался энтомологией… Так же и в кино, меня более всего привлекает монтаж, при котором испытываешь удовольствие схожее с удовольствием человека рассматривающего склянку с насекомыми и пытающегося определить их место в природе».
Самым скандальным и, пожалуй, самым известным гринуэевским фильмом стал «Повар, вор, его жена и её любовник». Чуть ли не специально для этой картины совет Американской Ассоциации Кинопромышленников (МРАА) был вынужден ввести специальную возрастную категорию (NC17), с одной стороны ограничивающую доступ в кинотеатры молодёжи до семнадцати лет, а с другой – дающую возможность настоящим произведениям искусства, возмущающим пуритан, выйти на экраны. Вор открывает ресторан французской кухни, где он со своей свитой может перекусить и отдохнуть от неправедных дел. Здесь же его Жена замечает скромного библиотекаря, своего будущего Любовника. Свидетель и покровитель их страсти – Повар, вершиной кулинарного гения которого станет блюдо из трупа. Этот персонаж, вызывает у Гринуэя наибольшую симпатию: «В каком то смысле это я сам. С каждым новым фильмом я приглашаю людей к моему столу и готовлю блюдо». Только в США картина собрала более 15 миллионов долларов, что само по себе уникально (Гринуэй неоднократно подчёркивал своё безразличие к финансовой стороне дела, и думается, в данном случае это отнюдь не кокетство), вместе с тем в Европе фильм вызвал неоднозначную реакцию. Проще говоря, зрителей утомила излишняя интеллектуализация в фильмах режиссёра. Парадоксально, но после этой картины, последующие гринуэевские работы вызывали больший интерес за океаном, в Японии, России, нежели в самом Британском Королевстве.
Далее последовали «Книги Просперо» – вольная экранизация шекспировской «Бури». Просперо, бывший герцог Милана, свергнут младшим братом Антонио и королём Неаполя и сослан, вместе со своей дочерью Мирандой, на дальний остров, где провёл 12 лет, собирая книги и предаваясь изысканным развлечениям. Но вероломство брата гнетёт Просперо, и он пишет пьесу, в которой корабль с его недругами попадает в бурю, и они оказываются на этом острове. Просперо, произносящий слова за всех героев, окончательно теряет грань между вымыслом и реальностью. Стоит ли говорить, что произведение английского драматурга выполняет в фильме роль задника, некой ширмы, под которой скрывается необузданная фантазия режиссёра. Фильм поражает не только обилием обнажённых тел и «рискованных» кадров, но, прежде всего усложнённостью изобразительного решения, перенасыщенностью метафорами и мифологическими аллюзиями. «Книги Просперо» оставили в замешательстве даже самых преданных поклонников режиссёра. Концентрируясь на излюбленных Эросе и Танатосе, Гринуэй начисто забывает о первоисточнике, чем вызывает праведный гнев шекспироведов. В этом же, 1991 году, режиссёр снимает телевизионный фильм «Не Моцарт» продолжающий стилистические поиски «Книг Просперо».
Два года спустя на экраны выходит «Дитя Макона» повествующий о чудотворном младенце способном естественными выделениями исцелять женщин от бесплодия. Всё это показано с нарочитой театральностью. Режиссёр использует здесь драматургические приёмы свойственные сцене, но не съёмочной площадке. В картине заняты ещё не «засвеченные» Джулия Ормонд и Ральф Файнс, что добавляет ленте шарма с учётом сегодняшнего звёздного статуса этих актёров. «Дитя Макона» был разгромлен критиками и проигнорирован публикой. Кому-то не понравились религиозные спекуляции (параллели с Христом слишком очевидны, чтобы этого не заметить), кто-то, в очередной раз, разглагольствовал по поводу трудностей возникающих при просмотре гринуэевских полотен. После этого Гринуэй на несколько лет уходит из большого кино снимая в основном короткометражки и телевизионные фильмы.
В 1996 году на экраны выходит «Записки у изголовья» - вольная экранизация японского классического произведения; дневников Сэй Сёнагон, придворной дамы Х века, включающие размышления о возлюбленных, лирические зарисовки, списки любимых вещей и занятий (что наиболее близко самому Гринуэю). «Записки у изголовья» продолжает визуальные эксперименты начатые в «Книгах Просперо». Визуальная метафора – лейтмотив картины – это восточный иероглиф, как лекало кинематографической практики. История японской каллиграфии – это и история японской живописи, где изображение и текст едины. Девушка Нагико пишет свои стихи исключительно на телах своих любовников, отправляя их после этого к издателю-гею, который читает её произведения одновременно занимаясь сексом с носителями этой замысловатой текстуальности. «Чтобы создать современный сюжет на тему древней каллиграфической традиции, - говорит режиссёр, - используемый язык поневоле должен быть очень старым и очень новым: 2000 лет каллиграфическим знакам + 10 лет компьютерным визуальным новациям + 100 лет киноязыка». Всё это в итоге усиливает как сюжетную, так и формалистическую канву фильма. Полиэкраны, деконструкция хронологии, постоянное изменение параметров экрана усиливают художественное воздействие «Записок», отдавая дань современным техническим разработкам в кино.
Самым большим разочарованием Каннского кинофестиваля 1999 года становится, как не странно, новая картина Гринуэя «Восемь с половиной женщин». История о том, как отец и сын пытаются заглушить боль от скоропостижной смерти матери и жены, пускаясь во все тяжкие, не забывая, конечно, посетить кинотеатр, в котором идёт шедевр Феллини. Философичные, но далеко не философские разговоры о телесности, и откровения о мужских и женских гениталиях, начинают утомлять уже на 20 минуте. Прямая ссылка на итальянскую киноклассику не оправдывается сюжетными ходами и выглядит как нелепая заявка на переосмысление сокровищницы мирового кинематографа. Чувствуется режиссёрская усталость и как результат – очевидные самоповторы.
В ноябре 2001 года Питер Гринуэй приступил к съёмкам «Чемоданов Тулса Люпера: История в Моабитской пустыне» - первой части трилогии о ХХ веке, которая охватит период с 1928 по 1989 года. Зрители увидят 92 эпизода, которые расскажут о 92-х персонажах и 92-х чемоданах. В картине снимается суперзвёздный состав – Винсент Галло, Виктория Абриль, Кэти Бэйтс, Дон Джонсон, Мадонна, Франка Потенте, Изабелла Росселлини, Стинг. Проект финансировали Великобритания, Италия, Испания, Венгрия, Нидерланды, Люксембург и, что особенно приятно, Россия.
Премьера первой части состоялась на Каннском кинофестивале в 2003 году. Фильм ждали с интересом. Интриги добавлял тот факт, что картина Гринуэя демонстрировалась в один из последних дней киносмотра и гипотетически могла внести серьёзные изменения в расстановку сил. Но этого не произошло. За что именно давать подобным картинам награды представить сложно. Мир Гринуэя настолько самобытен и уникален, что фактически не нуждается в оценочных суждениях в виде наград и призов. Это понимало и Жюри. Из Канн режиссёр уехал с пустыми руками.
Вторая часть трилогии была представлена публики в 2004 году во внеконкурсной программе Берлинале. А третью часть поклонники режиссёра смогли оценить на Торонтском кинофестивале в сентябре 2003 года. Причины, по которым вторая часть вышла позже третьей, не известны. Возможно, дело в финансах, но не исключено, что это очередной ход самого Гринуэя.
В настоящий момент режиссёр начал работу над постановкой «Ночного дозора» - фильма, посвящённого созданию знаменитой картины Рембрандта.