This Is All We Are

This Is All We Are

На прошлой неделе завершился второй сезон «Больницы Никербокер» Стивена Содерберга, и об этом хочется поразмышлять вслух. Начать стоит с того, что второго сезона, пожалуй, могло и не быть вовсе. Первый выход доктора Тэкери к почтенной публике год назад был настолько самодостаточен, что какие-либо to be continued выглядели, если и не лишённым смысла действом, то, как минимум, неочевидной игрой в догонялки (догонять Содербергу, естественно, пришлось бы самого себя). Стивен принял вызов и... изменил правила игры. Изменилось почти всё (подробный анализ мог бы стать заявкой на монографию): режиссура, операторская работа, большинство монтажных решений. И речь не о радикальной смене координат (хотя, например, работа с крупными планами отличается разительно), а о каких-то тончайших настройках всего механизма, когда монтажная склейка имеет место на 5-10 секунд раньше, чем могла бы случиться в сезоне первом (проход во двор больницы сестры Элкинс в первой серии можно пересматривать бесконечно). 


Реанимация Тэкери происходит быстро и стремительно. Самое интересное, если говорить о содержательной стороне вопроса, начинается позже, когда выясняется, что этот одержимый гений медицины может быть влюблён не только в кокаин. Его слабости здесь носят более человечный характер, и связаны не столько с болезненным дискомфортом загнанного в угол зверя, сколько с ностальгическими переживаниями немолодого уже мужчины, которому есть что вспомнить. 

Во втором сезоне Содерберг куда более уверенными движениями выводит на авансцену, пожалуй, главную метафору всего проекта. «Больница Никербокер» — это сериал о людях в белых халатах, которые вынуждены копошиться (буквально!) во внутренностях человека, дабы обнаружить (на самом деле нет) там какие-либо признаки Души. Поиски метафизического поданы здесь в контексте работы с материей, материалом, плотью и тканью. Платоновский мир вещей и мир идей идеально препарированы скальпелем хирурга. Но там (внутри человека) лишь 4 метра кишечника и прочих несуразностей. Для совсем непонятливых авторы вводят в повествование историю сиамских близнецов, которых Тэкери, кто бы сомневался, успешно оперирует. Апогея, как и полагается по законам любой уважающей себя трагедии, этот месседж достигает в финале. 

Сообщает ли второй сезон «Больницы Никербокер» что-то принципиально новое о режиссёре Содерберге? Глобально — ни грамма, на уровне деталей — лишь то, что искусством монтажа Стивен овладел ровно в той же степени, что и прочими ипостасями. Как известно, у одаренного человека в запасе десять штампов, у талантливого — 20, у гения — 100. Судя по «Больнице», у Содерберга их несколько сотен, и жонглировать ими (и вовремя вытаскивать из кармана) он может в любой последовательности и в любое время дня и ночи. 

Помнится, Кэри Фукунага после работы над «Настоящим детективом» жаловался на изнуряющие съёмки и ещё более изнуряющий пост-продакшен. Содерберг в день снимал по 7-8 сцен и монтировал их в тот же вечер. Ну, что тут добавить. 

«Больница Никербокер», в некотором смысле, уникальный арт-проект большого художника, доказавшего, что в одиночку можно строить и небоскрёбы. Повторить такое, естественно, невозможно. Да и не нужно. Эти два сезона уже заняли подобающее им место в истории телевидения. И место это не в топе, а где-то отдельно, в укромном уголке, куда никто никогда не нагрянет. 

P.S, Да. Когда за Земле наступит Апокалипсис, с небес должна доноситься композиция «If Anyman Thirst» гениального Клиффа Мартинеса.

Поделиться