Интересно, что телевизионная многосерийная версия вашей «Анны Карениной» вышла в апреле в эфире телеканала «Россия-1». Почему вы выбрали такой нестандартный формат выпуска? Ведь традиционная практика — сначала кинопрокат, а потом премьера на телевидении.
Такой формат выпуска — идея моих коллег, сопродюсеров проекта Антона Златопольского и Олега Добродеева. Изначально планировалась обычная схема: прокат фильма, а потом премьера сериала. Но потом у них родилась идея попробовать сделать наоборот. Сперва я был, признаюсь, несколько озадачен, но позже подумал, что, может, это и имеет смысл. Строго говоря, у нас не так много примеров, чтобы один проект выходил в двух форматах — полного метра и сериала. Да, были «Адмиралъ», «Тарас Бульба», «Любовь в большом городе», но нельзя сказать, что существует серьезная практика, чтобы точно знать, как лучше выпускать. Мы решили поэкспериментировать, посмотрим, что из этого выйдет. И потом, у нас же не две версии одного и того же материала. Фильм и сериал — два совершенно разных произведения.
Чем они различаются?
Я бы сказал, что фильм — более авторский. Я не скрываю, что изначально снимать «Анну Каренину» мне предложил канал «Россия». Я какое-то время колебался и согласился только при условии, что это будет мое прочтение — в частности, там не будет линии Левина, вся история будет дана в ретроспекции, а само действие перенесено на 30 лет вперед. И второе условие — чтобы у сериала и фильма были самостоятельные сценарии. У них даже названия разные. Сериал называется «Анна Каренина», а фильм — «Анна Каренина. История Вронского», и в ней мы сократили многие сюжетные линии, даже убрали персонаж Долли, чтобы полностью сосредоточиться на треугольнике Вронский-Анна-Каренин. И главный герой тут, конечно, Вронский, который в данном случае занимает меня сильнее всех.
Почему вы сместили акцент именно на него?
На мой взгляд, в традициях нашего литературоведения из него незаслуженно делают банального, пустого донжуана. Хотя, если разобраться, Вронский показывает себя во всех ситуациях более, чем благородно.
Не считая романа с замужней женщиной?
Между прочим, роман с замужней женщиной во времена Льва Николаевича не считался чем-то зазорным. И в книге это очень точно отражено. Мать Вронского упрекает сына не за то, что у него роман с Анной — это она как раз приветствует — а за то, что между ними глубокие чувства, а не просто адюльтер. Вот это уже вступало в конфликт с правилами света. При этом Вронский совершает массу благородных поступков: например, отдает брату имение, потому что тот нуждается. Многие пропускают и то, что он стрелялся из-за Анны. Это же не шутка, далеко не каждый мужчина способен на такое. Но в первую очередь меня интересовало, как он жил с грузом вины за смерть возлюбленной, за такую страшную смерть. Как он смог пережить это?
Поэтому вы решили перенести действие на 30 лет вперед?
Да, мне было интересно посмотреть, что с ним происходило дальше. И мне показалось, будет очень символично показать финал его истории на фоне Русско-японской войны. Действия романа происходят в 70-е годы XIX века, в рассвет Российской империи, а 1904 год — это начало ее заката. Ведь именно война с Японией дала толчок для Революции и последующих событий.
А почему решили убрать линию Левина? Она ведь одна из ключевых в книге.
Для меня эта линия всегда казалась несколько искусственной. Пожалуй, это единственное место, где Толстой не изображает жизнь, а выступает морализатором, поэтому я ее не чувствую, она меня не цепляет.
Не секрет, что далеко не все зрители смогли принять вашу трактовку романа. Вы, кстати, следили за той бурей эмоций, которую вызвал сериал? Сеть буквально взорвалась.
Я слышал, что сериал стал чуть ли не самым обсуждаемым за последнее время. Сам я, честно сказать, не следил за обсуждениями в интернете, но какие-то мнения до меня, конечно, долетали. Судя по ним и вопросам журналистов я для себя открыл интересную вещь: такое ощущение, что мало кто реально читал роман (cмеется). У большинства есть общие представления, составленные по прошлым экранизациям, по взглядам литературоведов. Я сталкивался довольно часто с вопросом: «А почему у вас Вронский жив? Он же уехал в Сербию и там погиб». Но у Толстого этого не написано. Есть некая теория и литературоведческие исследования, что прообраз Вронского был убит на войне. Но в романе этого нет. Так почему он не мог прожить еще 30 лет и оказаться на Русско-японской войне, будучи профессиональным военным и, кстати, еще не очень старым человеком? Мы показали многие вещи из романа, которые никогда не попадали в предыдущие экранизации и, видимо, поэтому у людей ощущение, что мы это сами придумали. Наверное, отсюда возникает много споров. Но это хорошо. Может быть, кто-нибудь захочет наконец прочитать книгу (смеется).
Много критики вызвал и ваш выбор главной исполнительницы. Часть зрителей посчитала, что Елизавета Боярская недостаточно убедительна в роли Карениной.
Возможно, опять же, вследствие того, что мы более детально представили взаимоотношения Анны и Вронского, возник другой, более сложный характер героини. Мы с Лизой Боярской старались создать очень сильную личность. Обладая мощным темпераментом и страстностью, Анна требует такого же градуса чувств и от других. А другие не могут ей этого дать, потому что слабее. Она бросается под поезд не из-за ревности, не потому, что ее преследует свет, как принято представлять, а чтобы наказать Вронского. Она чувствует, что он уходит, и решает таким страшным образом отомстить, одержать над ним победу. На такой шаг может пойти только невероятно сильная натура.
Как вы сами сказали, вы довольно сильно перекроили материал. Помимо этого, есть ощущение, что и сами персонажи ведут себя и разговаривают более современно, чем в классических экранизациях романа.
Когда мы только начинали работать с актерами, я заметил у них подспудную тенденцию играть аристократию. И я сразу им сказал: «Не надо этого делать». Во-первых, никто не знает, какая она была, и как они себя вели. По моему мнению, русская аристократия была довольно живая, а не статуарная, как все привыкли представлять. Во-вторых, сыграть высший свет в любом случае не получится — это будет выглядеть нелепо. Поэтому мы ставили задачу актерам, чтобы они максимально шли от себя, а не пытались изображать графов и княгинь. Я абсолютно уверен, что меняются костюмы, может быть, язык, но сами люди не меняются. 150 лет назад у молодых были те же эмоции, как и у нынешних.
Федор Дунаевский недавно заявил о планах по производству сиквела картины «Курьер». Судя по публикациям, вы в этом проекте принимать участие отказываетесь. Почему?
Да, я отказался. Потому что я уже не могу и не должен снимать кино про молодых. Когда я делал «Курьера», я был примерно одного возраста с главным героем и ощущал дыхание поколения. А сейчас я как профессор Кузнецов. Такое кино должна делать молодежь.
К сожалению, сегодня практически не случаются такие картины, как «Курьер», которые бы так доступно говорили со зрителем, попадали в аудиторию. Почему, по-вашему, нашим современным режиссерам сегодня так сложно завоевывать широкую публику?
Я думаю, что это происходит, потому что сегодня молодые снимают, ориентируясь на фестивали, а не на зрителей. Но я их не могу в этом винить, потому что начинающему режиссеру очень сложно пробиться на экраны кинотеатров. Для этого нужны огромные рекламные вложения. Откуда у молодых такие деньги? И внутренне человек понимает: что бы он ни снял, это мало кто увидит — уж лучше я тогда на фестивали. А фестивалей сейчас полно — ты можешь сделать кино и ездить с ним по миру хоть два года. Но только в этом случае ты создаешь картину с прицелом, чтобы ее оценила немногочисленная фестивальная публика. Мы же в свое время понимали, что, если кино получилось, то его увидят сотни миллионов зрителей — будет прокат в СССР и союзных странах, плюс показы по телевидению. Это дает совершенно другое ощущение — ты стараешься снимать так, чтобы народу понравилось. Все это вопросы к организации нашей киноиндустрии, которая сегодня не дает возможности начинающим кинематографистам выходить на широкую аудиторию.
Интересно, какие советы вы даете сыну Ивану (Шахназаров-младший в этом году снял свой дебютный полный метр «Рок», который участвует в данный момент в конкурсе «Кинотавра» - прим. ред)? Он в принципе советуется с вами, как со старшим коллегой?
Советуется, но нечасто. Такого нет, чтобы я его сажал и говорил: «Послушай, сынок, как надо снимать кино». Я думаю, что это и бессмысленно. Если у человека есть дар и мозги — он будет снимать, если нет, то можно лекции читать с утра до вечера — толку не будет. Иван в плане работы самостоятельный, старается меня не привлекать, понимая, что за ним всегда будет шлейф, что он сын режиссера. В его картине я никакого участия не принимал, он мне показал уже практически готовый фильм. Единственное, что я ему посоветовал — подсократить хронометраж, что он и сделал. В целом, я считаю, что для первой картины у него все получилось. Но опять же, будет у фильма прокат или нет — неизвестно.
В одном из недавних интервью вы сказали, что не уверены, что будете еще снимать кино. Это правда?
Да я никогда в этом не уверен — кто знает, как сложится. Но, конечно, никаких официальных заявлений я не делал. Просто «Анна Каренина» отняла много физических и эмоциональных сил, работа над ней в общей сложности заняла четыре года. Не знаю, что меня в будущем может заинтересовать настолько. Снимать ради того, чтобы снять — мне не очень интересно. Я уже и так достаточно много картин сделал в самых разных жанрах. Хочется пробовать себя в чем-то новом.
Не думали продолжить экспериментировать с сериалами? Сейчас же это мировой тренд, когда признанные кинорежиссеры переключаются на телеформаты.
Ну, кстати, это мне интересно. Надо признать, что я благодарен Антону Златопольскому за то, что втянул меня во всю эту историю — я открыл для себя, что такое сериал, и в результате получил огромное удовольствие. С одной стороны, это большое напряжение. И для того, чтобы сделать качественный продукт, нужны серьезные бюджеты. С другой стороны, у этого формата есть большие преимущества. В кино ты все время должен сокращать, резать, а здесь у тебя есть время, ты можешь подробно рассказывать о взаимоотношениях. Плюс, на телевидении у тебя огромная аудитория, и это, конечно, дает дополнительный адреналин. Ну, а ради чего мы работаем? Чтобы зрители смотрели. Пускай даже ругают, но смотрят (смеется).
