14 октября 1943 года красноармейцу Александру Печерскому (1909-1990) удалось организовать массовый побег из нацисткого лагеря смерти Собибор, где было убито около 250 тысяч евреев. Под его началом узники из разных стран ликвидировали офицерский состав, завладели оружием и под градом пуль толпой прорвались по минному полю через ворота лагеря. Немногим удалось дожить до конца войны. На государственном уровне подвиг Печерского признали уже посмертно.
Когда вы впервые услышали об истории Александра Печерского?
Об Александре Печерском я узнал года четыре назад, когда прочитал первый вариант сценария «Собибора». Потом постепенно я читал другие материалы, в том числе воспоминания самого Печерского, открывал его для себя полнее. Это, конечно, удивительный герой, один из тех немногих, чьи имена останутся в памяти людей до конца истории человечества.
Почему вы решили согласиться на постановку «Собибора»? Не было ли страшно дебютировать с таким сложно-постановочным фильмом?
Было не то чтобы страшно, но очень трудно и очень интересно. И «интересно» перевесило. Более того, будь материал другим, я вряд ли решился бы стать режиссером. Мне это было бы просто не нужно. А так я почувствовал в какой-то момент, что мне необходимо разобраться с этой историей, понять, что дало Печерскому силы совершить то, что он совершил.
Как вообще проходила подготовка к съемкам?
Это был долгий процесс. Понятно, что достоверное воссоздание прошлого на экране — задача сама по себе очень сложная. А мы с нашим перфекционизмом ее себе еще и постоянно усложняли, пытаясь добиться чего-то совсем уж невозможного. Сам собиборский лагерь после восстания, как известно, снесли, но сохранилось много его планов, чертежей, макетов, созданных как бывшими узниками, так и служившими там эсэсовцами. На основании всех этих материалов наша художник-постановщик создала декорацию лагеря. Реквизит, технику, оружие собирали буквально со всей Европы.
С какими трудностями вы столкнулись в процессе создания фильма?
Трудно было смотреть на себя со стороны — режиссеру Хабенскому на актера Хабенского. Приходилось использовать дублера. Поначалу не очень легко было — не то чтобы нелегко, но непривычно — общаться с актерами через переводчика. Впрочем, это как раз мы быстро преодолели, потому что все актеры оказались замечательными профессионалами, и мы нашли общий язык — язык кино. Трудно, конечно, было работать с лагерной темой, с запредельной жестокостью. Да и вообще режиссерский дебют — что может быть труднее. Но есть ощущение, что справился, честно говоря.
Вы говорили, что финал картины изменился в процессе съемок. Каким он был изначально?
Вы же не просите писателя показать черновики, верно? Могу только сказать, что изменился не только финал, изменилось многое в замысле, в сценарии, в конечном счете — в моем понимании этой истории. Постепенно для меня все яснее становилась ее символическая, притчевая суть. Отсюда большая часть перемен.
Над картиной работали люди из разных стран. Замечали ли вы различия в отношении к теме фильма?
Мне кажется, это история о вещах общечеловеческих, о добре и зле. Это то, что понятно каждому человеку, независимо от национальности, гражданства и тому подобного. Так что нет, никаких различий не было.
Кристофер Ламберт легко согласился на роль столь отрицательного персонажа? За весь фильм комендант Френцель ни разу не проявляет милосердия.
Насколько я знаю (переговоры вел не я) с Ламбертом проблем не возникло. Вообще он очень подошел визуально для нашего фильма. У него такой взгляд волка, злого и одновременно немного растерянного. Как нас учили, актер должен оправдывать своего персонажа, и Кристофер старался оправдать своего — мы нашли несколько уязвимых и понятных зрителю моментов в его истории, чтобы объяснить, почему он оказался на стороне тех, кто уничтожает людей. Но при этом как бы его персонаж ни крутился, оправдания этим людям нет. Есть мимолетное понимание того, что да, действительно, судьба сыграла с ним злую шутку, но все равно у него был выбор. И все это Ламберт сумел передать своей игрой.
Каспер Ольшевский, сыгравший Тойви, в некоторых кадрах внешне напоминает Алексея Кравченко из «Иди и смотри» Элема Климова...
Про внешнее сходство я, признаться, не думал. Но Каспер — отличный актер с прекрасным потенциалом. Работать с ним было легко. Уверен, мы еще услышим это имя.
Из титров мы узнаем лишь о судьбе Печерского, Шломо и Френцеля. Почему вы решили не рассказывать про судьбы других героев?
Для меня это история о борьбе света и тьмы. Даже не так: человека и тьмы. Тьма — это Френцель; человек, человечность — Печерский. Они — главные герои, протагонист и антагонист этой истории. А Шломо — тот, для кого вся эта драма разыгрывается. Именно он произносит одну из ключевых фраз фильма: «Научили евреев убивать». И он из милого мальчика-ювелира превращается в грозного ангела мщения. Поэтому он третий важнейший персонаж.
В документальном фильме Клода Ланцмана «Собибор, 14 октября 1943 года, 16 часов» участник восстания Иегуда Лернер искренне признается, что чувствовал радость, когда во время побега убил немца топором. Сам Ланцман назвал события в Собиборе «реапроприацией евреями власти и насилия». При этом заключенные не трогают раненого Френцеля, пробегая мимо него. Почему, как вы думаете?
Они его уже победили, в символическом смысле он мертв, он утратил власть, он больше не страшен. Зачем его добивать?
Перед восстанием Печерский приходит на помощь товарищу, занимая его место «в упряжке» телеги. Почему он так поступает, ведь это ставит под угрозу весь побег? В целом, сцена ночной вечеринки — это реальный эпизод?
Сцена вечеринки — это то, чего не было, но что могло бы быть. Здесь отсылки и к Библии, и к безумствам Рима времен упадка. А Печерский помогает товарищу, потому что не может иначе. Он не может хладнокровно смотреть, как избивают и убивают его друзей. Поэтому он и хочет спасти весь лагерь. Но ведь весь лагерь — это и есть отдельные лагерники. Одного из них Печерский едва не ценой жизни спасает в этой сцене.
Спилберг рассказывал, что когда монтировал «Список Шиндлера», не мог вспомнить, как снимал некоторые сцены. Он объяснил это тем, что его мозг таким образом боролся со стрессом на площадке, пытаясь быстро вытеснить из памяти тяжелые эпизоды. В «Собиборе» немало таких сцен. Как вы справлялись с эмоциями?
Глупо было бы отрицать, эмоций было очень много. Но, в отличие от Спилберга, я режиссер-дебютант. Там, где он может сработать на ремесленном навыке, я не могу, у меня его просто нет. Поэтому я на съемочной площадке выкладывался по полной все время, пытался решать по десять задач одновременно. Напряжение от процесса перебило все остальные ощущения, на них просто не хватило внутренних сил и времени.
В интервью Владимиру Познеру вы сказали, что предпочитаете Феллини Бергману? Что вас больше привлекает в работе итальянца?
Они оба гении, конечно. Но если коротко формулировать разницу между ними — Феллини добрее, думаю. Его герои теплокровнее, им легче сопереживать.
Фильм уже идет в российском прокате, пять процентов от стоимости каждого билета пойдут в благотворительный фонд Константина Хабенского на помощь детям с онкологическими заболеваниями.
