Наши дни. Самая обычная эстонская школа. Выпускной класс. Объединившись в одну «банду» под руководством хулигана Андерса, ученики изводят хлюпика Йозепа, не способного постоять за себя и свои права в коллективе. В какой-то момент на сторону школьного великомученика становится боевитый Каспар. Но Андерс и компания не унимаются. С этого момента Каспар равен Йозепу, а значит, обязан получить свою долю «удовольствий». Противостояние неравных по численности сил длится полных шесть дней, ежеминутно приближаясь к жестокой, но справедливой (в высшем смысле) развязке…
Стараниями Валерии Гай Германики, всколыхнувшей общественность совсем не детским сериалом о школьных буднях, эстонский «Класс», с успехом прошагавший по фестивальным площадкам три (!) года тому назад, в мгновение ока превратился в актуальное для отечественных широт высказывание. Высказывание на проблемную тему, говорить о которой не модно, грустно, но, кажется, всё-таки необходимо. Взаимоотношение в любом коллективе – это всегда уравнение с множеством неизвестных. Тумана и неразберихи добавляет тот факт, что в случае со школьным классом носителями неких ценностей (существующих, как правило, автономно от всего остального) являются дети, подростки, у которых эти самые ценности только формируются, появляются, проходят проверку на прочность.
Режиссер Ильмар Рааг не делает из своих подопечных маленьких монстров или, напротив, святых без страха и упрека. Он всего лишь (однако, именно в этом «всего лишь» и кроются главные козыри картины) умело расставляет акценты, деля отдельно взятых школьников на «плохих» и «хороших». Проскальзывающий местами нравоучительный пафос (всё плохо! надо что-то менять!) уравновешивается знакомыми всем картинками из жизни, показанными без надрыва, а прямо, иногда – в лоб. Желая привлечь внимание к существующим в школьных застенках проблемам, Рааг, тем не менее, снимал кино немного о другом. А именно: о ситуации выбора, об ответственности за свои поступки, об умении (или неумении) доказать свою правоту и т.д.
При этом очень быстро становится ясно, у кого именно черпала для своей «Школы» вдохновение всё та же Германика. А ближе к концу Рааг раскрывает и собственные первоисточники. Таковым, как ни странно, оказывается медитативная притча Гаса Ван Сента «Слон». Прекрасный ориентир. Но там, где мудрейший Ван Сент ставил зловещее многоточие, импульсивный эстонец ставит не менее зловещую жирную точку. Словом, та самая ситуация выбора…
