Париж времен провокационной моды на импрессионизм. Огюст Роден напряженно работает над первым государственным заказом. Его лучшая ученица и обожаемая любовница Камилла Клодель поддерживает творческими советами. Пока мастерская процветает, Родена настигает профессиональный кризис. Он не может найти точную форму для портретной скульптуры Оноре де Бальзака. И пока Роден бьется над творческими задачами, отношения с Клодель дают первую трещину.
Жак Дуайон — французский режиссер, сценарист, экс-супруг культовой звезды Джейн Биркин и обладатель нескольких призов Каннского, Берлинского и Венецианского фестивалей — снял образцово унылое кино. За два часа экранного времени можно насчитать с десяток миниатюр про то, что большого художника никто не понимает. На первых минутах Дуайон пытается говорить тонко. И можно подумать, что фильм обойдется без консерватизма. Но на двадцатой минуте надежда застывает, как гипс. Роден гуляет с матерью своего ребенка, малообразованной швеей Розой Бёре и задерживается у каждого дерева, чтобы старательно разглядеть и ощупать. Ну ладно, у первого дерева и впрямь любопытно переплетенные стволы. Да и монтажный «прыжок» от сцены с Клодель, где художник увлеченно касался изгибов ее фигуры, помогает уловить метафору художественного восприятия. Но Роден разглядывает второе, третье дерево, и наблюдать за ним становится так же интересно, как за маниакальным инстаграмщиком в Ботаническом саду. А рядом (напоминание) идет Роза. Она пытается делиться мыслями о причудах общего знакомого. Но не слушающий ее Роден предлагает восхититься узором, который на земле оставила улитка.
В содержании — одна истертая метафора на другой. Большая часть из них еще и проговаривается вслух, не скромнее, чем в «Маме!» Аронофски. А сложный психологизм треугольника Клодель-Роден-Бёре просто вязнет в клише про свободу художника и креативную силу женской любви. Визуальный план куда интересней. Внимательность камеры к производственным мелочам и интересные ракурсы мастера за работой. Плотные ткани, которые скульптурируют кадровое пространство. Свет и уж очень профессиональные крупные планы Венсана Линдона в роли Родена. Но убедительность отдельных визуальных решений только подсказывает, что сценарную логику забыли добавить в раствор. И в итоге невнятность сюжета оккупирует даже визуальный план. Монтаж, который должен делать фильм цельным, начинает его добивать. Сцены затемняются так часто, что к финалу «Роден» уже кажется не современным байопиком, а старомодным художественным каталогом.
Грустно, что фильм об одном из провозвестников современного искусства получился настолько несвежим. Здесь нет ничего, чего бы мы и так не знали. Ну, разве что в финале покажут open-air музей в Токио, где сейчас хранится скульптура Бальзака. Будто этот многострадальный памятник, который и интригу сюжета не смог удержать, заставили ответить за актуальность.
