Зондеркоманда Освенцима встречает очередной поезд с заключенными. Среди тех, кто загоняет людей в газовую камеру, а потом занимается утилизацией трупов, — венгр-еврей Саул Ауслендер (потрясающий Геза Рериг). Когда придет время в очередной раз зачистить камеру от тел, он обнаружит выжившего мальчика. Немецкий врач довершит то, что не сделал смертельный газ, а Саул признает в подростке своего внебрачного сына и займется поисками раввина среди заключенных — тело следует придать земле. Тем временем члены зондеркоманды готовят побег. Срок жизни подразделения на исходе, после нескольких месяцев адского труда каждого ждет смерть.
Снимать гуманистическое кино в концлагере — легко, как бы цинично это не звучало применительно в целом к тематике и к фильму венгерского дебютанта Ласло Немеша, поклонника Тарковского, Бергмана, Антониони, Кубрика и помрежа Белы Тарра. Холокост — эффектная тема, сильнодействующая. Работает все: ремесло и высокое искусство, надрыв и натурализм, такт и минимализм, приравненные к религиозному чуду истории спасения и безнадега чистилища, классические душераздирающие драмы и бескомпромиссные жанровые эксперименты, Спилберг и Бениньи. КПД высочайший. Тема сама резонирует с духовной матрицей человека, пробирает до костей и проникает на самое дно души. Побочный эффект такого сильнодействия — повышенные авторские риски быть обвиненным в конъюнктурности.
«Сын Саула» собрал призовое каре в Каннах, потом добрал в Америке кинопремии «Независимый дух», «Золотой глобус» и «Оскар» — весомый аргумент для тех, кто позволит себе усмотреть расчет в творческом замысле Немеша. Но даже такому цинику хватит десятиминутного пролога с его буквально несколькими монтажными склейками и ульем звуков, чтобы отогнать скверные мысли.
Это самодостаточная и цельная работа исключительной мощи. Любые подозрения в конъюнктурности сняты в силу качества и эмоционального заряда. Немеш четко осознает, что любая фраза о холокосте, любой кадр из Освенцима — это приговор фашизму. Но не дает теме поглотить свой замысел. Натуралистичный ужас концлагеря задвинут на периферию кадра. Его какофония лезет в уши, но редко оказывается в фокусе камеры Матьяша Эрдея.
Смерть, крематорий, трупы, прах — здесь это данность, необходимое условие антропологической субъективной драмы. Немеш не шокирует (хотя без ежесекундного душевного содрогания смотреть на экран все равно не получится). Он держится за Саула, как тот держится за свою цель правильно, с соблюдением обряда, похоронить мальчика. Одним этим поступком он — а вместе с ним и автор — вынесет свой приговор, докажет, что смерть здесь играет не по правилам. Саул — концлагерный падший (работа в зондеркоманде выжигает дотла) ангел с красным крестом на спине, который вызывает ассоциацию с окровавленными крыльями. Он спасает не душу, а тело — последнюю частицу божественного и человеческого в здешнем аду.
Немеш избежал всякого педалирования и снял очень некомфортный фильм: бескомпромиссный, напряженный, визуально непростой. Такое кино никогда не станет народным и не попадет в списки любимых фильмов о войне. У него иное предназначение: Ласло Немеш загоняет «Сына Саула» занозой под кожу каждому, кто решится пережить этот киноопыт.
