Рецензия на фильм «Тони Эрдманн» Марен Аде

Винфред (Петер Симонишек), бывший учитель музыки, проводит старость в немецкой глубинке. У него весьма специфическое чувство юмора: например, он может выдать себя за своего брата-близнеца, который недавно освободился из тюрьмы. Инес (Сандра Хюллер) давно отдалилась от отца — она работает в развивающихся странах Европы, неся в крупные компании свет автоматизации и массовые увольнения «живой» рабочей силы. Решив поздравить дочь с днем рождения, Винфред не ограничивается телефонным звонком, а неожиданно прилетает к ней в Бухарест. В плотном расписании девушки места для отца не находится, так что она вынуждена его таскать с собой по бизнес-мероприятиям. Винфред же продолжает шутить над олигархами и политиками так же, как над соседскими мальчишками — и Инес просит отца уехать. Однако спустя несколько часов она натыкается на его альтер-эго, Тони Эрдманна, который представляется то бизнесменом, то консультантом по развитию. С этого момента жизнь обоих начинает меняться.

Во главе угла нового фильма Марен Аде стоит извечный вопрос отцов и детей. Первые давным-давно что-то сделали не так, из-за чего вторые начали от них отдаляться на крейсерской скорости. Но авторов не так интересуют дела прошедших дней — они больше увлечены поиском ответа на то, что происходит сейчас. И если дочка свободно жонглирует такими понятиями как «аутсорсинг» и всем, что с ним связано, тогда почему бы ее отцу не нанять себе кого-нибудь, кто будет для него дочерью? Найти фрилансера, так сказать, для выполнения функций дочери. Это, конечно, шутка, но родилась она от невысказанной отцовской любви. И выход из ситуации один — разговоры, неудобные для обоих, но очень важные. Ведь какой бы неприятной не была тема диалога, если ее замалчивать, с годами она вырастет в то, что отец прилетит ко взрослой дочери и подарит ей на день рождения терку для сыра.

Любопытного эффекта авторы достигают, используя неожиданный прием монтажа: камера задерживается на картинке после завершения диалога, некоторое время наблюдая за героями, за их реакцией на только что сказанное друг другу. И вот в этих секундах молчания (зачастую неловкого, учитывая личность герра Эрдманна) скрывается внушительная часть атмосферы ленты. На каждый вопрос дается в итоге ответ. За каждым диалогом следует реакция. Не всегда приятная, но всегда живая, человечная.

Однако говорить, что ничего, кроме проблемы поколений, в «Тони Эрдманне» нет, значит не понять самую суть ленты. Несмотря на заявленную основную тему, картина просто изобилует множеством высказываний, которые касаются экономического состояния Румынии, бизнеса по автоматизации и простого человеческого счастья. Вписав в повествование эксцентрического бизнесмена со вставной челюстью и нелепым париком, авторы тем самым развязывают себе руки. Тони Эрдманн много шутит, зачастую нелепо, однако настоящий Винфред никуда не делся: его печальные глаза — это глаза человека, который осознанно сделал выбор в пользу старого чудака. Быть пародией на этот мир, сатирическим высказыванием о его сложностях и проблемах — так герой достигает гармонии с самим собой. Во всяком случае, очень старается достичь. Апогеем становится осознание того, что выдуманное альтер-эго помогает двум людям разобраться в себе и понять, кто они на самом деле, что чувствуют друг к другу.

Юмор в картине занимает отдельное место. Причем, юмор этот не стандартный, когда один пошутил, а все посмеялись. Такого, спасибо Тони Эрдманну, тут вообще нет. В ленте главным шутником выступает сама жизнь. С ее подачи и терка для сыра обретает неожиданный глубинный смысл, и застрявшая «молния» на платье становится началом импровизированного тимбилдинга.

Все вышеописанное вкупе с пронзительными актерскими работами Питера Симонишека и Сандры Хюллер позволяет зрителю понять что-то о жизни, о себе самом. А если и не понять, тогда основательно задуматься. Ведь не у каждого хватит смелости и сил превратиться однажды в Тони Эрдманна, который знает все ответы. А раз так, нужно жить сейчас и сейчас обсуждать наболевшее. И не забывать следить за реакцией собеседника. В противном случае, спустя годы замалчивания придется пристегивать себя наручниками к человеку, чтобы нормально (именно, нормально) пообщаться.