Кирилл Серебренников: «Если вы реагируете на этот абсурд жизни через смех, значит вы нормальные здоровые люди»

«Ученик» был изначально театральной постановкой «(М)ученик» в Гоголь Центре. Кто или что вас навело на мысль, что он может превратиться в фильм?

Наш продюсер Илья Стюарт навел. Сказал: а давайте попробуем, этот спектакль очень похож на кино. Я уже имел некоторый опыт переноса театральных постановок на экран, «Изображая жертву» тоже был на сцене изначально. Денег для «Ученика» нужно было мало, локаций немного, артисты слова уже знали, много времени на кастинг не требовалось. Хотя в итоге как раз с поиском актеров мы помучились.

Но ведь и ваша версия не была первичной. Изначально это пьеса немецкого драматурга Мариуса фон Майенбурга, и Мариус поставил спектакль в берлинском театре «Шаубюне». Потом уже были вы.

Да, но надо сказать, что после нашего спектакля эта важная пьеса получила вторую волну успеха: ее сейчас ставят по всей Европе. Приехал польский режиссер Гжегож Яжина, посмотрел нашего «(М)ученика» — и сразу в Польше у себя тоже спектакль поставил. Потом еще и еще. Пошла волна самых разных европейских театральных «(М)учеников».

Основа у сюжета все-таки немецкая, насколько сильно пришлось адаптировать произведение для российской публики?

Пришлось. Там директором школы был мужчина, и у него, кажется, был даже роман с главной героиней, учительницей по фамилии Ротт — у нас она Краснова. (Учитель биологии, который вступает в конфронтацию с главным героем. Ее сыграла Виктория Исакова — Прим.). Поп был протестантский, а других учителей не было вообще.

Так не получается ли, что вы, по сути, создали новое произведение?

Понимаете, сама идея этого персонажа, ученика, принадлежит Мариусу фон Майенбургу, все персонажи — это его заслуга. Он выбрал потрясающие цитаты, придумал, как это работает, создал очень точную драматургическую схему. А это — самое главное и есть в хорошей пьесе, когда одно цепляет другое, приводит все в движение и ведет нас к кульминации. Поэтому нет, автор — Мариус фон Майенбург, а я просто создатель русской адаптации.

Кстати говоря о библейских цитатах, Завет, конечно, единый, но как вы эти цитаты разыскивали в русском варианте?

По номерам стихов (Смеется.). И мы взяли Библию не на старославянском, а на русском языке, более понятном современному человеку.

Думаю, вас не удивит, что у зрителя думающего фильм оставляет много вопросов. И мой вопрос технического толка. Прием «открытый финал» — довольно известный. А у вас еще и «открытый зачин», потому что нет никакого объяснения, почему Вениамин внезапно свихнулся на религиозной почве.

Во-первых, этого нет в оригинальном тексте. Просто так случилось. Во-вторых, рассуждение, почему человек начинает что-то делать, может быть темой отдельного произведения. Вы не хотите идти на урок физкультуры — можете сказать: «я болен, напиши физруку записку». Мама ответит: «я не буду никому записку писать». Тогда вы говорите: «все равно не пойду, физкультура оскорбляет мои религиозные чувства». Эта фраза откуда сегодня взялась? Отовсюду! Да хоть из телевизора! «Как это, религиозные чувства? Что за глупости? Нет у тебя никаких религиозных чувств!» И человек, чтобы доказать обратное, начинает читать Библию. И находит там удачные цитаты на все случаи жизни. И пошло-поехало. Мне кажется, как он пришел к идее использовать Библию, это не существенный вопрос. Да вот так! (Щелкает пальцами.). Неужели вам, живущей сегодня в России, надо объяснять, откуда берется фраза про «оскорбление религиозных чувств»? Это вот у немцев больше надо объяснять, у немцев абсолютно атеистическая страна, сознание и дискурс. Там встретить человека, связанного с церковью, почти невозможно.

Тогда, если позволите, я свою интерпретацию выскажу. Вениамин в 11 классе, ему нужно придумать, как выделиться. Оп-па! Нашлось! То есть это позерство.

Абсолютно верно! Это начинается, как позерство. Вот он сам, такой неудачник, без отца, из не очень богатой семьи, нечем выделиться. «А я стану шахидом...» И вдруг выясняется, что это работает. И как работает! Это не просто сводит с ума всех, это делает его центром внимания, героем дня, это приводит его к самой красивой девочке класса, которая с ним хочет переспать. Ну, то есть...

Но при этом это все манипуляция, которая выходит из-под контроля...

Конечно. Дальше происходит то, что происходит. Страшное.

Вы уже сказали про непростой кастинг. Кто перешел с театральной сцены в кадр, а кого пришлось искать специально для фильма?

Решение поменять главного героя было связанно с тем, что Никита Кукушкин, который играет главного героя в спектакле, старше Пети Скворцова. И на крупном плане мы видим, что он уже не мальчик. Саша Ревенко и Саша Горчилин выглядят моложе своих лет, но и то они для фильма сильно худели. У меня была прямо паника, что будет видно, что они старше двадцати, особенно рядом с настоящими школьниками, которые у нас снимались. Вика Исакова, Светлана Брагарник, Антон Васильев и Ира Рудницкая играют в спектакле. Я добавил одного персонажа — Марина Клещева играет школьного завхоза. И попа я поменял, Андрей Ребенков, который занят в спектакле в «Гоголь Центре», играет прекрасно, но в фильме мне хотелось совершенно другого человека. И внешне в том числе. Не хотелось клеить бороду, это всегда видно в кино, хотелось, чтоб была своя. И вот это пузо, которое формируется... из убеждений (Смеется.). И так оказалось, что на попа очень похож мой хороший товарищ — режиссер Николай Рощин, который согласился сыграть. Я ему очень благодарен, потому что получилось великолепно, очень точно и страшно.

Что меня еще поразило в кастинге, так это подбор актеров третьего плана. Я, конечно, давно не была в школе, но у вас просто какая-то школа супермоделей. Девушки сейчас действительно такие?

В ролях школьников мы снимали настоящих школьников. Конечно, мне надо было сделать так, чтобы Саша Горчилин, который вообще-то красавчик, и Петя Скворцов, который тоже красавчик, и Саша Ревенко, которая модель бывшая, не выглядели белыми воронами. Поэтому мы позвали на кастинг со всего Калининграда, где снимали «Ученика», ребят из спортивных школ, и это, конечно, отборные прекрасные спортсмены, все красивые. Но подростки и правда сейчас выглядят вполне себе презентабельно.

То есть можно говорить, что вы нарисовали «правдивый портрет современности»?

Они и есть современность! (Смеется.)

Я знаю, что сейчас Калининград вообще очень популярен у российских кинорежиссеров. Но вам он зачем потребовался в «Ученике»?

Там очень киногеничная натура. И город расположен к съемкам. Вот Москва не расположена, тут все мешают, ведут себя агрессивно, практически невозможно снимать. А там все было удобно для нас.

Если перейти чуть к более общим вопросам, «Ученик» стартовал на Каннском кинофестивале, скоро вы едете с ним в Лондон, во Франции уже будет прокат, все лето путешествовали по фестивалям...

Да уже счет потеряли...

Вы сами как-то себе объяснили, почему ваша самая благодарная публика — европейская?

У меня до сих пор ответа на этот вопрос нет. Европейские зрители меня точно знают лучше как кинорежиссера, потому что я был уже на нескольких фестивалях со своими фильмами. Думаю, ответ на этот вопрос такой же, как на вопрос, чем люди в Перми отличаются от людей в Риме. Чем-то отличаются. Никто не хуже и никто не лучше. Скорее всего, дело в особенностях сознания, в свободе, в персональной ответственности. В традициях национальных. В истории. В образованности, воспитании. Люди, скажем, незамысловатые, особенно живущие в страхе, предпочитают находить самые простые ответы. Например, «взять и всех расстрелять или всех посадить, и вот тогда неповадно будет». У нас много такого, к сожалению. Постсоветский синдром. Поэтому и агрессии полно у нас. Нетерпимости. Насилия. Выяснилось, что «Ученик» снят про всех, не только про русских. У всех похожие проблемы — с религией, проникающей везде, с мракобесием, со страхом перед обскурантизмом. Его купили многие страны — от Америки до Австралии. Они бы не купили фильм про то, как живут сегодня школьники в российской провинции, допустим. Зачем им русские школьники? Они у себя сами про своих снимут. И все же мне очень интересно, как наш фильм будет смотреть русская аудитория.

Но пока проката не было, расскажите, как вас принимала фестивальная публика. Ведь это отдельный контингент вообще. Они ваши какие-то ожидания оправдывали?

Я на половине фестивалей не был, потому что я работаю в театре, и этот кинематографический туризм проходит практически мимо меня. Обычно режиссер снял кино, а дальше год ездит по всем фестивалям, чекинится, фотографируется: а я вот здесь, а здесь вот так... И часто призы дают за явку. А я не могу, у меня контракты.

Ну, давайте тогда я вам снова расскажу, как я увидела фильм. (Серебренников кивает, улыбаясь.). По синопсису получается, что «Ученик» — это жесткая социальная драма, даже трагедия. Но на показе мы всем залом смеялись...

Кинокомедия, да...

...карикатурный священник, сцена с отращиванием ноги вообще похожа на игру в религиозной песочнице. Почему нам было смешно?

Потому что все, рассказанное в фильме, похоже на то, что с вами сегодня происходит, на то, что скоро может произойти, и чего вы так боитесь. Только, конечно, в сгущенном виде. У Юлии Ауг невероятно смешные сцены, а эпизод, когда эти тетки в кабинете директора поют тюремную песню — вообще. Все рядом: учителя, тюрьма... Мы сами много смеялись, когда снимали. Вы правильно все увидели. Я в вас и в публике Гоголь-центра, где был первый показ, вообще-то и не сомневался. И мне кажется, что если вы реагируете на этот абсурд жизни через смех, значит вы нормальные здоровые люди.